— Хлеб вроде бы из Царицына нашего лучше всего брать? — спросила Маша.

— Если в довесок к кожам, то выгодней вместе, — возразил гном.

— Как знаешь. Тогда надо решить, кто на барже на стоянке останется.

— Балин останется, — ответил Орри. — Он всё равно товаром никогда не занимался. А я с Рарри куда только не ездил, наблатыкался.

— Ну и отлично, — кивнул я. — Бывал в Гуляйполе?

— Бывал пару раз. А ты? — переспросил Орри.

— Нет, ни разу, — помотал я головой.

— Я была, — сказала Лари. — Если под купцов выступать будем, то останавливаться надо в «Галерном колоколе». Там как раз купцы в основном селятся, там в трактире и сделки заключают. Степенное заведение, тихое. Если пойдём в другое место — не поймут.

— А как с безопасностью баржи там будет? — уточнил я у гнома.

— Нормально. Без проблем, — отмахнулся Орри. — Главное — швартовку оплатить, а там даже швабра с палубы не пропадёт. С этим у них строго: отдельная банда охраной порта зарабатывает, сплошь друэгары [49] . Сунется кто без спросу — на куски порвут. Гуляйполе с торговли в немалой степени живёт, всё же весь товар с верховий Велаги контролируют.

— Там много чего контролируют, — хмыкнула Лари. — Всю торговлю краденым, например. Половину работорговли. Продажу дурной травы. Всех амулетов, использующих Зло. Созерцающих приютили. Что забыла?

— Игру и бордели с рабынями, где всё можно, только плати, — добавила Маша.

Так мы в диалоге кратко описали настоящее лицо города, к которому приближались и в котором планировали провести несколько дней. История города Гуляйполе вообще своеобразна. Раньше он назывался форт Левобережный и принадлежал к владениям Ярославля. Население его было смешанным. Наполовину город заселили особо предприимчивые и деловые пришлые, которым возможность заработать компенсировала тяготы жизни в глуши, да ещё на фоне постоянной угрозы нападений эльфов и набегов харазцев, вторая же половина населения была из аборигенов, имеющих с ними общие дела. В общем, «пионеры». Копия тверского Пограничного, если уж откровенно.

Форт, как и его тверской аналог, процветал на торговле, но зачастую подвергался нападениям и набегам. Левый берег Великой вообще опасней правого, так что неудивительно.

Во время одного из крупных набегов харазцев последним удалось захватить почти все жилые кварталы. А командование пограничного форта приказало открыть огонь из пушек и миномётов по ним, где ещё продолжали сопротивляться нападавшим местные жители. Огонь корректировался плохо, разведки не было, в результате много людей погибло, городок выгорел почти полностью, харазцев отбили, причём в основном силами жителей.

Но… Местные военным этого не простили. И, повернув оружие, взяли форт в настоящую осаду, прервав связь пограничников со столицей. Те отбивались сколько могли, пытались даже устроить что-то вроде карательной экспедиции, но были почти полностью выбиты в многочисленных засадах. Остатки погранотряда прорвались к своим, после чего началась без малого пятнадцатилетняя война за эту территорию. К местным, отбивающимся от княжьего войска, почуяв новые перспективы, присоединились авантюристы из всех Новых княжеств, а заодно разбойники из аборигенов, пираты, контрабандисты и прочий подобный криминальный элемент. Многие старые государства и даже некоторые купцы из Новых княжеств по разным причинам поддерживали повстанцев материально, поставляя им винтовки, миномёты, пулемёты, взрывчатку и боеприпасы. Форт контролировал вход в Велагу — большую торговую реку, и такое положение сулило многие выгоды.

Ландшафт и рельеф этой болотисто-лесной местности способствовал войне партизанской и препятствовал действиям регулярной армии. Армия была вынуждена действовать с правого берега Великой, зависимая от переправы, леса прекрасно укрывали от авиации, вихлястое и изобилующее мелями русло реки Велаги давало возможность выставлять мины в фарватерах и всячески мешать входу в неё боевых кораблей. Сами берега отсутствовали как таковые, вместо них были заросшие камышом плавни и старицы. В конце концов повстанцы дождались того момента, когда начались проблемы в самом Ярославском княжестве — возник вопрос об унаследовании престола, и, по большому счёту, столице стало не до отколовшейся провинции.

Городок чуть сдвинулся от побережья Великой вверх по притоку, отстроился заново, населился бандитами и авантюристами со всех краёв и переименовался в Гуляйполе — разухабистую бандитскую республику, заодно ставшую популярным местом отдыха для толстосумов со всего Великоречья, ибо никто больше не предлагал развлечений в таком количестве и разнообразии, как этот город. В ином месте за некоторые развлечения и казнить могли или разве что, в виде милости, оскопить публично.

Кроме того, постепенно утряслись отношения с агрессивным Харазом, и Гуляйполе стал контролировать всю торговлю с этим богатым государством. Например, если говорить о торговле лошадьми, то не меньше половины её проходит теперь через Гуляйполе. И почти вся торговля наркотиками — как растительными, так магическими и алхимическими. А ещё в Гуляйполе нашли приют все запрещённые и преследуемые культы, все изгнанники и все беглецы. То ещё местечко вышло.

Нельзя сказать, что Ярославль не пытался вернуть себе взбунтовавшуюся окраину. Попытки были. Но все закончились неудачей — воевать неудобно, противник всё время усиливает оборону, к тому же использует напропалую силы всех волшебников и магов, нашедших убежище в городе. То ловушки срабатывают, то болота шалят, то ещё что-то. И с реки не зайдёшь — монитору или канонерке скрытно не подойти, а за это время успевают снять бакены, а неразмеченный фарватер перекрыть минами. После затопления «Гоплита» атак с воды больше не было.

В довершение всего проскакивают время от времени слухи, что гуляйпольских тайно поддерживает Нижегородская республика, у которой есть неявный конфликт с Ярославлем по поводу огромного месторождения богатой металлом медной руды, что обнаружили выше по течению Велаги. Пока гуляйпольские контролируют устье Велаги, ярославцам туда ходу нет, а нижегородцы договорились — и гоняют оттуда баржи с ценным сырьём. А если Ярославль свою отколовшуюся землю опять к рукам приберёт — поминай как звали такое выгодное дело.

К полудню мы прошли двойную цепь бакенов, охраняемую береговым фортом и сторожевиком, обозначавшую границу княжества. Дальше пошла настоящая анархия — никто рекой не правил. Мы опять вытащили из трюма «максим», установив его в кормовой вахте. Ни один из нас в трюм не спускался, а мы с Балином в случае неприятных неожиданностей должны были бежать к пулемёту, где я выступал за наводчика, а он за помощника, следящего, чтобы лента подавалась без перекосов.

Оружие тоже держали на палубе — уже не двустволки, а приготовили всё, что у нас было пригодного для нормального боя. В этих местах берега реки контролировались несколькими маленькими аборигенскими княжествами, где порядка отродясь не было. Плавни давали возможность укрыть любое судно — от моторки до баржи, а десятки притоков, многие из которых были вполне судоходными, позволяли добраться до Великой злодеям из очень дальних земель, даже из Озёрного края, где половина населения пробавляется бандитизмом. Дойдут по притоку, грабанут кого-то — да и рванут обратно, только их и видели.

Однако судов на реке не наблюдалось. Пару раз замечали баркасы вдалеке, но те на нас никакого внимания не обращали. Часам к трём дня почти перед нами из притока появились два судна — впереди шёл катер с охраной, крепкая десятиметровая посудина с двумя «максимами», спереди и сзади. На катере, в окнах бронерубки и на палубе, виднелись люди в тёмно-синей с красным форме. Дружинники баронские. Следом за катером величественно и плавно скользил хаусбот [50] не меньше нашей баржи в длину, то есть метров так двадцать. И метров пять в ширину. Добротная, спокойная посудина, эдакий плавучий мини-дворец. Если не дворец, то особняк по крайней мере, даже по архитектуре. На крыше надстройки была терраса под тентом, на которой в креслах сидели два человека в белых расстёгнутых рубашках с бокалами вина в руках, — не стану скрывать, я их в бинокль рассматривал. Над ними развевался родовой флаг кого-то из них, состоящий из синих и красных полос с каким-то гербом в середине. На хаусботе суетилась прислуга. На корме стоял часовой с карабином, настороженно глядящий в нашу сторону.